книга Пита Уокера "КПТСР: руководство по восстановлению от детской травмы

Отрывок из главы 12 книги Пита Уокера "КПТСР: руководство по восстановлению от детской травмы."

Подлинная уязвимость.

Подлинная уязвимость - вторая характеристика близких отношений. Подлинная уязвимость зачастую начинается с эмоционального созвучия клиенту. Я обнаружил, что эмоциональная рефлексия чувств клиента незаменима для укрепления доверия и реальной близости в отношениях.

Эмоциональная рефлексия требует, чтобы психотерапевт сам был эмоционально уязвим и порой позволял себе испытывать злость, грусть, плохое настроение и испуг. Моделирование уязвимости, как и в случае с эмпатией, демонстрирует клиенту ее ценность и побуждает его проявлять ее.

Мой путь к признанию ценности терапевтической уязвимости был тернист, поскольку я посещал психотерапевта, которая представляла старую школу "пустого экрана': Она держала дистанцию и была лаконичной и непреклонной в своей приверженности психоаналитическому принципу "максимальной фрустрации':

Лечение у нее на самом деле было антитерапевтическим и усилило мой стыд, поскольку мы с ней воспроизводили отношения дефективного ребенка и идеального родителя.

Терапевтическая эмоциональная откровенность.

К счастью, в конце концов, я понял, что у меня есть неразрешенные проблемы привязанности, и нашел отношенческого психотерапевта, которая ценила и использовала собственную уязвимость и эмоциональную искренность как терапевтические инструменты.Ее сдержанная и уместная эмоциональная откровенность помогла мне избавиться от маски неуязвимости, которую я приобрел в детстве, чтобы скрывать свою боль. Вот несколько примеров высказываний, которые были особенно эффективны:

"Боже, какими ужасными могут быть выходные", "Мне тоже страшно, когда я веду занятие': "Мне очень жаль. Я только что пропустила то, что вы сказали. Меня немного отвлек страх по поводу моего сегодняшнего визита к стоматологу", "Мне грустно из-за того, что твоя мать так злилась на тебя': "Меня злит, что твои родители так издевались над тобой".

Моделирование моим психотерапевтом того, что гнев, печаль, страх и депрессия - это эмоции, которые могут выражаться здоровым образом, помогло мне отказаться от подавляющего мою боль эмоционального перфекционизма,

в котором я погряз. С ее помощью я перестал прятать свои чувства в надежде быть любимым. Я отказался от своей философии "Просто переступи через это" и принял уязвимость как способ, с помощью которого можно в итоге стать ближе к людям.

Я нуждался в таком моделировании, как и многие мои клиенты, чтобы избавиться от страха быть атакованным, пристыженным или отверженным в плохое самочувствие и дисфорию. Чтобы избавиться от сизифова камня своей спасительной фантазии о возможности постоянного счастья, мне нужно было почувствовать, что все самые неприглядные части меня принимаются другим человеком.

Наблюдая за тем, как мой психотерапевт совершенно спокойно принимает собственные дискомфортные чувства, я, в конце концов, убедился, что действительно не был ей противен.

Разумное использование психотерапевтом эмоциональной откровенности помогает клиенту выбраться из скользкой, выложенной позором ямы эмоционального перфекционизма. Вот некоторые фразы, которые я использую, чтобы побудить моих клиентов воспринимать себя эмоционально:

Мне очень жаль, что это случилось с тобой. Я очень зол, что тебе досталась такая ужасная семья.

Если я вдруг теряюсь и не знаю, что сказать или как поступить, то я . . .
Если меня атакует стыд, то я . . .
Если что-то меня пугает, то я . . .
Когда мой внутренний критик слишком сильно реагирует, я напоминаю себе, что должен быть всего лишь достаточно хорошим:

Вот два примера эмоциональной искренности, которое является основным инструментом моей терапевтической работы.

Я постоянно выражаю искреннее негодование по поводу того, что пережившие травму научились ненавидеть себя. Со временем это пробуждает у переживших травму инстинктивную ярость по поводу такого издевательства. Это помогает им начать противостоять своему внутреннему критику.

В свою очередь, это помогает эмоционально инвестировать в многоплановую работу по созданию здоровой самозащиты.

Кроме того, я также постоянно отвечаю эмпатией и сопереживанием на страдания переживших травму. Со временем это помогает пробудить их способность испытывать эмпатию к себе. Затем они постепенно учатся утешать и успокаивать себя, когда находятся в эмоциональной регрессии или другой болезненной жизненной ситуации.

Все реже и реже они поддаются внутренним пыткам ненависти к себе, разочарования в себе и самоотвержения. Наиболее распространенные отзывы, которые я получаю от своих клиентов, говорят о том, что подобные реакции, особенно те, которые нормализуют страх и депрессию, помогли им разрушить свой перфекционизм и открыться к состраданию к себе и принятию себя.

Руководство по эмоциональной откровенности.

Тогда какие рекомендации мы можем дать, чтобы гарантировать, что наша откровенность является разумной и терапевтической?

Я убежден, что следующие пять принципов помогают мне терапевтически раскрыться и избежать бессознательного желания делиться ради собственного нарциссического удовлетворения.

Во-первых, я использую откровенность умеренно.
Во-вторых, я использую откровенность для обеспечения безопасности и доверия в отношениях. В этом смысле я демонстрирую свою уязвимость, чтобы нормализовать стыд, считая его неизбежным, экзистенциальным несовершенством человеческой природы, поскольку все мы совершаем ошибки, испытываем болезненные чувства, смущение, растерянность и т.д.
В-третьих, я не демонстрирую свою уязвимость, если в настоящее время она еще не проработана и не интегрирована.
В-четвертых, я никогда не раскрываюсь, чтобы обработать свои личные "темы", удовлетворить свою нарциссическую потребность в вербальной вентиляции или с целью назидания.
В-пятых, хотя я могу высказать свою благодарность или то, что тронут попыткой или предложением клиента сосредоточиться на мне или смягчить мою уязвимость, я никогда не принимаю такое предложение. Я мягко благодарю его за беспокойство и напоминаю, что наша работа ориентирована на него, давая ему понять, что у меня есть собственный крут поддержки.

Эмоциональная искренность и раскрытие истории своей травмы.

Поскольку многие клиенты обратились за моими услугами после прочтения нескольких моих автобиографических книг по восстановлению от последствий воздействия дисфункциональной семьи, вопрос о раскрытии себя в отношении прошлой травмы является спорным. Однако именно благодаря этому я понял, насколько самораскрытие может быть действенным в лечении стыда и культивировании надежды.

Снова и снова клиенты говорят мне о том, что мой одновременно трогательный и полезный рассказ о проработке родительского травмирующего насилия и пренебрежения придал им смелость пуститься в собственный трудный и долгий путь к восстановлению.

Теперь, независимо от того, прочитал ли человек книгу Пита Уокера "КПТСР: руководство по восстановлению от детской травмы.", я буду - с соответствующими клиентами - разумно и умеренно делиться своим собственным опытом решения проблемы, с которой они сталкиваются в настоящее время.

Я делаю это как для их психологического образования, так и для моделирования способов, с помощью которых они могут решать собственные аналогичные проблемы.

Одна из моих любимых фраз звучит так: "Я тоже ненавижу эмоциональные регрессии. Хотя сей час они бывают у меня гораздо реже, чем когда я начинал над этим работать, окунаться опять в этот старый страх и стыд просто ужасно ".

Я также говорю: "Я на самом деле разделяю ваши чувства безнадежности и бессилия, вызванные внутренним критиком. На ранних этапах работы над этим я часто испытывал подавляющее разочарование. Мне казалось, что попытка обуздать критика только усиливает его. Но сейчас, после десятков тысяч раз, когда я останавливал и корректировал свои мысли, мой критик - лишь тень прежнего".

Последний пример относится к чисто эмоциональной откровенности. Когда клиент вербально вентилирует свой печальный опыт, я иногда позволяю появляться своим слезам как выражению подлинного сопереживания его боли. Когда впервые мой самый эффективный психотерапевт проделала это передо мной, я пережил качественный скачок роста своего доверия к ней.

Диалогичность.

Диалогичность возникает, когда оба собеседника плавно и попеременно чередуют высказывание (аспект здорового нарциссизма) и слушание (аспект здоровой созависимости) .

Такая взаимность препятствует тому, чтобы каждый из них находился в крайности либо дисфункционального нарциссизма, либо созависимости.

Диалогичность заряжает энергией обоих участников разговора. Диалогические отношения отличаются от монологических - кражи энергии, которая характеризует взаимодействия, при которых нарцисс патологически эксплуатирует созависимость слушателя. Многие люди широко разделяют мои наблюдения о том, что выслушивание нарциссических монологов похоже на выкачивание энергии.

Я добился такой обостренной осознанности этой динамики, что чувство усталости, внезапно появляющееся в ситуации нового знакомства, часто предупреждает меня о том, что я разговариваю с нарциссом. Как это отличается от испытываемого мною чувства подъема, когда мы беседуем с другом, по-настоящему обмениваясь мнениями ! Опять же, мне интересно, участвуют ли в этом зеркальные нейроны.

Я был потрясен, когда, просматривая на днях каталог товаров для дома, увидел набор кофейных чашек с надписями "Рассказчик" и "Слушатель': Вместе с женой мы думали над этим несколько минут и предположили, что дизайнером этих чашек должен быть нарцисс. Мы представили себе нарциссов, которые дарят их своим любимым "поглотителям звуков" в качестве рождественских подарков.

В психотерапии диалогичность развивается из командного подхода - совместного обсуждения проблем и интересов клиента. Такой подход культивирует открытое исследование амбивалентностей, конфликтов и других жизненных трудностей.

Диалогичность усиливается, когда психотерапевт предлагает обратную связь, исходя из позиции "возьми или пройди мимо': Диалогичность также подразумевает уважительную взаимность. Это резко контрастирует с подходом пустого экрана нейтральности и воздержания от обратной связи традиционного психоанализа, который слишком часто воспроизводит вербальное и эмоциональное пренебрежение детства.

Я полагаю, что воздержание от обратной связи обычно является для клиента регрессией к чувству заброшенности, которое принуждает его прятаться в "безопасном" поверхностном раскрытии, затяжном молчании или в прерывании психотерапии.

Удовлетворение здоровых нарциссических потребностей.

При этом продолжительная диалогичность зачастую неуместна на ранних этапах психотерапии. Это особенно справедливо, если нормальные нарциссические потребности клиента никогда не удовлетворялись и остановились в развитии. В таких случаях клиенту нужно быть обширно выслушанным.

С помощью спонтанного самовыражения он должен обнаружить природу собственных чувств, потребностей, предпочтений и взглядов. Для тех переживших травму, чье самовыражение особенно подавлялось их попечителями, направленное на себя словесное исследование, как правило, должно надолго стать главной задачей. Без этого несформировавшееся здоровое эго не имеет возможности расти и избавляться от критика.

Здоровое чувство собственного "Я" у клиента подавлено слишком сильным суперэго. Однако это не означает, что клиенту будет полезно, если психотерапевт ретируется в крайность выслушивания. Ему очень поможет, если уже на первой сессии он услышит что-то настоящее или личное от психотерапевта. Это поможет преодолеть продуцирующее стыд напряжение, возникающее в динамике "заметный (клиент) - незаметный (психотерапевт)': Когда один человек уязвим, а другой - нет, стыд получает пространство для роста. Это также создает вероятность того, что клиент застрянет в регрессии, возвращающей его в детство, когда уязвимый ребенок снова и снова был отвержен, как ему тогда казалось, неуязвимыми родителями.

Исходя из этого, многие мои коллеги считают групповую психотерапию особенно эффективной для работы над чувством стыда, так как она исправляет этот дисбаланс, создавая среду, в которой все участники становятся уязвимыми.

В связи с этим стоит упомянуть проходивший около 15 лет назад большой опрос калифорнийских психотерапевтов. В опросе спрашивалось об их терапевтических предпочтениях, и более 90% респондентов подчеркнули, что им не нужен психотерапевт, выполняющий роль "пустого экрана", а нужен тот, кто иногда высказывает свои мнения и дает советы.

В течение 25 лет на своих первых сессиях я обычно спрашиваю клиентов: "На основе своего предыдущего опыта в психотерапии, что бы вы хотели и что не хотели бы видеть в нашей совместной работе?" Как часто клиенты отвечают аналогично ответам психотерапевтов в опросе!

Более того, второй, наиболее распространенный ответ, который я получаю, состоит в том, что клиент не хочет и меть психотерапевта, который все время говорит. Многие высказались предельно точно: "Когда я не могу вставить ни одного слова". Как бы мне хотелось, чтобы наши тесты на квалификацию могли выявлять и дисквалифицировать нарциссов, которые получают лицензию, а затем превращают своих уже и так созависимых клиентов в "поглотителей звука': Это другая крайность психотерапевта, выполняющего роль "пустого экрана".